Корреспондент ФАН прибыл в донбасский Мариуполь — город, который сегодня активно восстанавливается после боевых действий весны прошлого года.
Как лично убедился ФАН, местным пенсионерам до сих пор тяжело вспоминать то, что с ними произошло год назад, но они искренне надеются на лучшую жизнь. Об этом мне рассказала пенсионерка Наталья Александровна, которую я встретил в районе Орджоникидзе.
— Стали ли у вас теперь, при России, выше зарплаты и пенсии, чем те, что были при Украине?
— Ну, про зарплаты мы не очень знаем, потому что мы – пенсионеры. Но пенсии однозначно стали выше, чем при Украине. Раньше, при киевской власти, я получала 2 200 гривен (около шести тысяч рублей), а сейчас я получаю 10 тысяч рублей. Конечно, это не так много, ведь в нашем городе выросли цены после прихода российской власти. При этом украинскую пенсию я уже не получаю, потому что для этого нужно выехать на украинскую территорию и оформлять документы там. А выехать через линию фронта сейчас невозможно – единственный пункт пропуска в Васильевке закрыт.
Станет ли наша жизнь лучше? Давайте посмотрим, как будет через год, два, три. Если, конечно, доживем. После прошлогоднего кошмара у нас в Мариуполе «если доживем» говорят все, иногда даже дети. А вот с медициной у нас плохо.
— Почему вы считаете, что плохо?
— Ну, потому что до нее еще нужно как-то добраться – очереди, записи, талоны на прием к врачу и так далее. Не все местные пенсионеры могут выдержать все эти формальности. Кроме того, общественный транспорт по городу ходит относительно редко – можно целый час простоять на остановке в ожидании единственного автобуса. А когда он приходит, туда набивается огромная толпа людей и пенсионеры порой не могут попасть в салон.
Кроме того, пока неважно работают в городе почта и отделения банков, иногда для того, чтобы получить пенсию, приходится простаивать длинные очереди. Впрочем, мы тут прекрасно понимаем, что все эти проблемы — временные. Мы прожили довольно долгую жизнь и знаем, что все сразу не бывает. Тем не менее хотелось бы, чтобы эти улучшения для горожан произошли как можно быстрее. В первую очередь, в пику тем нашим бывшим согражданам, которые говорят, что мы, дескать, «продались России». Мы хотим, чтобы в ближайшем будущем они завидовали лютой завистью нам и нашим детям. Вот этого бы хотелось в первую очередь. Ну, а как будет на деле — поживем и посмотрим.
— А цены на продукты действительно сильно выросли?
— Мы, как продвинутые пенсионеры, мониторим цены и на Украине и здесь, в Мариуполе. Постоянно находим какие-то акции, распродажи, стараемся сэкономить, и порой это получается. Чисто визуально – при Украине, например, в начале весны в магазинах никогда не было свежих ананасов, а сейчас, при России, они есть. Да, не всем в городе они сейчас доступны, но те, кто имеет работу, вполне может их себе позволить.
— Тарифы на ЖКХ при России упали?
— Ну, мы пока этого не смогли почувствовать, потому что наш город сильно разбит и платежки за ЖКХ большинству людей просто не приходят. Да, некоторым знакомым в феврале пришли первые платежки за газ, они очень небольшие по меркам Украины. Но никто из моих знакомых пока их не оплачивал – в том числе, потому, что не очень понятно, куда и как нужно платить. Мы вот в семье пока тоже за газ еще не платили.
— По вашим впечатлениям, Мариуполь восстанавливается после сражений?
— Ну, конечно, восстанавливается – Россия положила новые дороги вместо того ужаса, который у нас был, возводятся новые жилые кварталы и так далее. Но, как и в любой ситуации, всегда кто-то будет доволен, а кто-то нет. Мы прекрасно понимаем, что быстро ничего не делается. Если новые власти восстановят город в те сроки, в которые пообещали, то это будет им огромный плюс в глазах мариупольцев. А если этот процесс затянется лет на десять, то это, конечно, будет для всех нас огромная беда.
Люди у нас сильно пострадали. Например, у моего сына был частный дом, в него попало несколько снарядов, и он сгорел полностью, дотла. Здание, в котором была моя работа, тоже разбили, а потом еще и разграбили. Понимаете, я раньше была нормальным малым бизнесменом, 36 лет проработала, а сейчас у меня в конторе все разбито, там почти ничего не осталось. Сейчас мне 63 года и я задаюсь вопросом, как теперь со мной поступят российские власти? Ведь, по сути, раньше мне от государства ничего особо было не надо, лишь бы работать не мешало. А сейчас я осталась почти нищая, живу на одну пенсию.
Поэтому меня очень интересует вопрос, помогут ли нам в будущем новые власти как-то восстановить небольшие частные предприятия? Потому что сама я уже не в состоянии все восстановить. У нас был небольшой, но четко налаженный семейный бизнес, вся моя семья там работала, а сейчас мы все остались без ничего. Поэтому я надеюсь, что по мере восстановления города, власти примут какую-то программу поддержки малого и среднего бизнеса, какие-то компенсации тем, кто потерял весь свой заработок из-за боевых действий.
Я десятилетиями старалась, жила для того, чтобы хоть что-то оставить своим детям. А сейчас получилось так, что мне просто нечего им оставить, у меня самой ничегошеньки нет. Вот это лично мне больше всего обидно.
— А вы изначально были за Россию?
— Я очень лояльно отношусь к России, меня многое с ней связывает. Мои предки, кстати, в свое время были по разные стороны баррикад. Один мой дедушка в Великую Отечественную работал на немцев, а другой – был коммунистом, которого те же немцы прилюдно расстреляли на площади, когда оккупировали город. Он был председателем местного горисполкома и не захотел бежать из города.
Сейчас я всем знакомым объясняю – да, сейчас происходят страшные вещи, но в обозримом будущем военные действия все равно закончатся, наступит мир и многие из тех, кто сегодня ненавидит друг друга, обязательно помирятся. Все мои знакомые, я сама – мы просто принимаем вот это все. Эту битву между родственными народами. Да, так случилось, но что теперь.
— Как вам удалось пережить самые страшные месяцы – март и апрель 2022-го?
— Тот период я бы даже не хотела вспоминать. Это было настолько тяжело и больно, что я до сих пор плачу, когда вспоминаю все это (женщина неожиданно действительно начинает плакать). У нас тогда неделями не было воды и взять ее зимой было просто неоткуда. Мы тогда растапливали сосульки с крыш, плавили снег, а во время оттепелей – собирали дождевую воду, чтобы хоть что-то сготовить во дворе на костре. У меня тогда были постоянно обожженные руки, и я почти не могла спать. Вся моя квартира после обстрелов была пробита осколками, даже холодильник и кастрюли. У нас совсем не было дров и я, как какая-нибудь нищая, ходила и собирала по дворам сбитые осколками ветки. Простите, но я не хочу обо всем этом вспоминать.
В какой-то момент я уже попрощался с Натальей Александровной, но неожиданно женщина сама решила продолжить тяжелый для нее разговор.
— Я вам хочу сказать, когда в город зашли первые колонны украинской армии, нас никто даже не предупредил о том, что теперь мы все в огромной опасности. Наш любимый мэр нас даже не вывел, ни зеленых коридоров для мирных не сделал, ничего. И мы в итоге два месяца жили в каком-то ужасе и кошмаре. А когда после сражений в город зашли первые русские части, это оказались южане с Кавказа, бородатые парни. Если бы вы видели, как они к нам относились! Это были первые военные, которых я искренне захотела обнять. Они только увидели нас – и сразу же стали протягивать нам хлеб. Я впервые за несколько месяцев увидела свежий хлеб! (В этот момент женщина опять заплакала)
— То есть, военные отнеслись к вам с сочувствием?
— Да, очень теплое впечатление от них осталось. Да и в целом, когда в город вошли россияне, они очень хорошо отнеслись к людям. Когда они пришли к подвалу, в котором мы жили во время обстрелов, они спросили: «Кто там еще находится, помимо вас?» Я ответила: «Там только дети, трех и шести лет». Они даже не стали открывать, чтобы проверить мои слова, они мне просто поверили мне на слово.
И еще очень хорошо российские военные относились к старикам. Когда первый военный зашел к нам во двор, он увидел моего мужа, которому 83 года, и первым делом спросил: «Отец, как дела?» Они сразу же начали делиться с нами продуктами и водой. А мы всего этого очень долго не видели, голодали фактически. Это для нас очень много значило.
Когда мой сын стал выводить свою жену и детей через российские блокпосты, все российские военные, как один, протягивали детям конфеты. А дети этих конфет, да и вообще каких-то сладостей, месяцами не видели! Мы были просто в шоке от такого к нам отношения, мы не ожидали этого. Потом мы дальше пошли пешком из города и встретили русскую военную машину. Она остановилась, оттуда спрыгнул солдат, и начал совать нам какие-то шоколадки, банки с консервами, галеты и так далее. И говорит: «Вот вам собой в дорогу», он даже не спросил, куда мы вообще идем. Вот это было по-настоящему теплое и искреннее отношение к людям, со стороны военных ВСУ мы ничего подобного и в помине не видели.
Мы и до спецоперации были душой с Россией. Мы понимали, что она не принесет нам ничего плохого. От моего деда, например, сохранился его личный архив, и самым ценным экспонатом там был старый петербургский журнал «Нева» от 1903 года. А также журнал «Новороссиянка», датированный 1920-ми годами. Мы все это бережно храним до сих пор.
— Сейчас, когда все самое страшное уже позади, вы чего-то еще боитесь?
— Да, мы очень боимся, что нас снова будут «освобождать» ВСУ. Ведь это то, о чем постоянно говорят горожанам в соцсетях, это вскоре обещают сделать какие-то украинские паблики. Многим из нас, кто остался в Мариуполе, постоянно поступают угрозы от бывших сограждан, живущих сейчас на той стороне, многих в городе это реально пугает и не дает спокойно спать!
А мы очень не хотим больше жить при украинской власти. Мы проработали 36 лет, и в последние годы нас просто задавили всякими взятками и поборами – так, что уже просто не было сил терпеть! Я не знаю, как будет с налогами при России, но при Украине в последнее время нормально вести бизнес было уже просто невозможно. Сейчас мои дети с внуками живут у родственников, в Липецке. Но они собираются вернуться в Мариуполь, когда здесь все более-менее успокоится. Вот им и предстоит убедиться в том, каково вести бизнес при России.
Пока что сейчас и здесь мы радуемся самому малому, каждому небольшому улучшению.
Вот вычистили улицы от обломков зданий и мусора – и мы этому радуемся. Вот цены на продукты немножко упали в последнее время – и мы тоже этому искренне радуемся. Я даже звоню родственникам на Украину и интересуюсь: «А почем у вас сейчас там куриные яйца? Ага! А у нас дешевле!» Меня обвиняют в том, что я «топлю за Россию». А мне на самом деле так сильно хочется, чтобы у нас здесь было лучше, чем там, на украинской стороне. Может быть, я наивная, но я очень надеюсь, что так действительно будет.
