Сейчас в условиях специальной военной операции внутренние противоречия в нашем обществе стали более яркими, бросающимися в глаза.
И все больше людей стали замечать, что рядом с ними, рядом с их детьми, сокровищами культуры, историческими ценностями – рядом с самым хрупким и уязвимым, находятся люди, которые гордятся своим презрением к России и ее народу.
Многих это открытие повергает в шок и уныние.
«Как же мы сможем теперь жить с таким заноем, с такими соседями, с такими творцами, актерами, спортсменами? Как нам теперь жить?»
Не надо унывать. Не надо.
Вам не придется так жить.
Я вам расскажу о том, что такое патриофобия.
Патриофобия — это пропуск в мир не таких как все. Не таких как я, не таких как вы.
Патриофобия — это доказательство исключительности. Это идеологический дресс-код. Это мировоззренческий костюм. Это интеллектуальная поза.
А следовательно это мода. Мода, которая приходит и уходит, становится устаревшей или переживает ренессанс.
Нам отчего-то кажется, что российская «интеллигенция» — русофобствующая, кающаяся за нас всех — уникальна и не имеет аналогов в других странах и народах. Но это не так.
Вот вам цитата из эссе Клайва Льюса — того самого, который сейчас известен как автор «Хроник Нарнии»:
«Англия — не сила природы, а сообщество людей. Когда мы говорим о ее грехах, мы имеем в виду грехи ее правителей. Молодые каются за ближних — чем не ближний, скажем, министр иностранных дел! Покаяние же непременно предполагает осуждение. Главная прелесть национального покаяния в том, что оно дает возможность не каяться в собственных грехах, что тяжко и накладно, а ругать других. Если бы молодые поняли, что они делают, они вспомнили бы, надеюсь, заповедь любви и милосердия. Но они понять не могут, потому что называют английских правителей не «они», а «мы». Кающемуся не положено миловать свой грех, и правители тем самым оказываются за пределами не только милости, но и обычной справедливости. О них можно говорить все что захочешь. Можно поносить их без зазрения совести и еще умиляться своему покаянию…
Что же. Церковь не должна призывать к национальному покаянию? Нет, должна. Но дело это — как и многие другие — под силу лишь тем, кому оно нелегко. Мы знаем, что человек призван во имя Бога возненавидеть мать. Когда христианин предпочитает Бога собственной матери, это ужасно, но возвышенно — однако только в том случае, если он хороший сын и духовное рвение возобладало в нем над сильным естественным чувством. Если же он хоть в какой-то степени рад с ней поссориться, если он думает, что возвысился над естественным, в то время как он опустился до противоестественного, — это гнусно, и больше ничего. Трудные повеления Господни — для тех, кому они трудны».
Может быть мы уникальны не в географии, а в истории? Во времени?
Нет.
Вот посмотрите это стихотворение, написанное человеком в период моды на ниспровержение «идолов прошлого».
Я предлагаю Минина расплавить...
Пожарского. Зачем им пьедестал?
Довольно нам двух лавочников славить,
Их за прилавками Октябрь застал.
Случайно им мы не свернули шею.
Я знаю: это было бы под стать.
Подумаешь — они спасли Расею!
А может, лучше было б не спасать?
А вот стихотворение того же самого человека спустя несколько лет, уже в условиях войны:
Ребенок был с кудряшками, как лен,
Из белой рамки, здесь, со мною рядом,
В мое лицо смотрел пытливо он
Своим спокойным, ясным синим взглядом…
Стоял я долго, каску наклоня,
А за окном скрипели ставни тонко.
И Родина смотрела на меня
Глазами белокурого ребенка.
Зажав сурово автомат в руке,
Упрямым шагом вышел я из дома
Туда, где мост взрывали на реке
И где снаряды ухали знакомо.
Я шел в атаку, твердо шел туда,
Где непрерывно выстрелы звучали,
Чтоб на земле фашисты никогда
С игрушками детей не разлучали.
Автор обоих стихотворений — Яков Альтаузен — погиб смертью храбрых в 1942 году. И этот человек — любивший Родину в образе защищаемого ребенка — был тот же самый человек, который называл древних спасителей России — лавочниками.
Патриофобия — это маска превосходства, надетая на лицо обычного простого человека, который хочет причаститься к «высшему обществу».
Скривленные брезгливо уголки рта этой маски кажутся доказательством возвышенности над окружающими и окружающим.
Раболепие перед чужим — кажется служением высокому. Цивилизации. Культуре. Гуманизму.
Но все это — подделка.
Война — прекращает моды и рушит временное, непрочное, фальшивое. Она с помощью своего ужаса обнажает вечную суть человека.
Война прекращает ту ложь, в которой мы жили в это незаслуженно долгое мирное время.
Она прекращает «криейтеров», она прекращает «политиков». Она требует настоящего — творцов и государственных деятелей, жертв, героев, народа, а не электорат.
Страх и боль, шок, который вы чувствуете — это боль рождения народа из электората.
Это неприятно.
Но это неизбежно. И всегда было неизбежно.
Нас всех ждет новая жизнь.
Она будет более трудной. Но более настоящей.
